Почитание мученика Уара в России

Традиция почитания святого мученика Уара в России началась в конце XVI — начале XVII века. Именно тогда в одном из самых древних храмов Москвы — Рождества Иоанна Предтечи на Бору — появился придел, посвященный мученику Уару. Произошло это после появления на свет 1 ноября (19 октября ст. ст.), в день памяти святого мученика Уара, последнего сына Иоанна Грозного, царевича Димитрия. При рождении царевич получил имя египетского мученика. Тогда же в храме появился первый образ святого Уара с частицей его мощей. Существует предание, что икона была написана по точным меркам младенца Уара (Димитрия) по просьбе его матери Марии Нагой.

Некоторые исследователи считают, что широкое народное почитание мученика началось после окончания Смутного времени, когда разруха, голод, эпидемии унесли множество жизней некрещеных младенцев, а оставшиеся в живых были хилыми и больными. Тогда матери приносили младенцев в храм к приделу мученика, «полагали на белый камень под образ мученика Уара» (Н. Д. Извеков «Церковь во имя св. Иоанна Предтечи, что в Боровицкой башне в Московском Кремле»). К тому же времени относят и составление службы святому мученику.

В 1847 году по повелению императора Николая I церковь святого Иоанна Предтечи была разобрана, так как нарушала архитектурный ансамбль выстроенного тогда Большого Кремлевского дворца. Главный престол был перенесен в Боровицкую башню. А в 1848 году придел мученика Уара был перемещен в Архангельский собор Московского Кремля (где ранее находился Покровский придел, перенесенный на хоры). После вынужденного «девяностолетнего» перерыва, 5 июня 2008 года, придел, посвященный святому, вновь открылся для посещения.

В настоящее время здесь, в северо-восточной части Архангельского собора, где ранее был придел мученика Уара с иконостасом и иконами, посвященными его житию, представлена экспозиция икон. Здесь можно увидеть один из самых почитаемых образов мученика Уара, по преданию считавшийся чудотворным. Святой мученик представлен в образе юноши-воина. Икона была написана в начале XVIII века. Особый интерес вызывают уникальная икона мученика Уара с житием и икона «Явление мученика Уара и ее сына Иоанна блаженной Клеопатре» — иконография обеих икон очень редкая.

За последние два десятилетия в России почитание святого мученика Уара возобновилось с новой силой.

Терпение рождающее смирение

Место, где находился дом праведных родителей Божией Матери, теперь окраина мусульманского квартала Иерусалима.
Дом, где расположен монастырь праведных Иоакима и Анны и место Рождества Пресвятой Богородицы был построен в нынешнем виде в 1907 году над древними раскопанными пещерами, где был дом святых родителей Девы Марии. Он находится рядом с вратами св. Стефана (они же Львиные, они же ворота Ситти Мариам, то есть Девы Марии) и совсем неподалеку от Овчей купели — Вифезды. Праведный Иоаким владел овечьими стадами и наверное неслучайно его дом был рядом с бассейнами Вифезды.
На первом этаже здания — небольшой храм в честь прав. Иоакима и Анны, храм принадлежит Иерусалимской Патриархии.
Если спуститься на один уровень ниже мостовой, то мы попадаем в небольшое помещение, где по преданию и родилась Богородица.
Еще ниже, — помещение дома Иоакима и Анны.
Русский паломник игумен Даниил, посетивший Святую Землю в 1104-1106 гг. писал об этом месте так:
«Здесь находится небольшая каменная пещера, внизу под алтарем, в этой пещере родилась Богородица, здесь же хранится гроб Иоакима и Анны. Недалеко отсюда притвор Соломона, где находится купальня, названная Овчей купелью, и где Христос исцелил расслабленного. Место это к западу от дома Иоакима и Анны, на расстоянии брошенного камня. Если оттуда идти на восток, то близко городские ворота, которые ведут к Гефсимании».
День праздника святых праведных Иоакима и Анны на второй день после Рождества их Святой Дочери.
В конце каждой службы священник перечисляет имена святых, которых Церковь вспоминает в этот день. Но есть два имени, которые звучат каждый день и на каждой службе, — это имена родителей Пресвятой Богородицы, праведных Иоакима и Анны.
О родителях Пресвятой Богородицы сообщают несколько источников, наиболее ранний из которых — Протоевангелие Иакова, памятник христианской литературы второй половины II — начала III века (Протоевангелием (от греч. πρῶτος, «первый») этот текст называют потому, что речь в нем идет большей частью о событиях, предшествовавших описанным в Евангелиях. Авторство текста приписывается (скорее всего, ошибочно) апостолу Иакову, брату Господню, одному из сыновей праведного Иосифа Обручника от первого брака). Церковь не включила этот текст в состав Священного Писания, но многие из описанных в нем событий особо вспоминаются в течение богослужебного года, в том числе и Рождество Пресвятой Богородицы.
Иоаким, согласно Протоевангелию Иакова, был человек «очень богатый» и притом истинный праведник: материальный достаток он использовал для того, чтобы приносить Богу «двойные дары». Если, например, закон предписывал в том или ином случае приносить в жертву Богу козла или овцу, то Иоаким жертвовал двух овец или двух козлов и так далее. Однажды некто Рувим — священник или, возможно, распорядитель служб в храме — запретил ему подходить с дарами в числе первых.
Иоаким сел за книги и стал искать, были ли в истории Израиля праведники, не оставившие по себе потомства. Оказалось, что таких не было. Тогда он пришел в отчаяние, возложил на себя сорокадневный пост и отправился в пустыню в надежде, что, может быть, Господь посетит его в скорби и утешит. «Да будет мне едою и питьем молитва», — решил Иоаким. Скорбела и его супруга Анна, на которую тоже посыпались насмешки. Даже ее собственная служанка посмела сказать: «Господь закрыл твое лоно, чтобы у тебя не было потомства в Израиле».
Согласно Протоевангелию Иакова, и к Иоакиму, и к Анне был послан Ангел, возвестивший им о скором зачатии ребенка, причем такого ребенка, о котором станет говорить целый мир. В ответ на это известие Анна воскликнула: «Жив Господь Бог мой! Если я рожу дитя мужского или женского пола, отдам его в дар Господу моему, и оно будет служить Ему всю свою жизнь». Это обещание Анна и Иоаким исполнили в точности: когда рожденной ими Девочке исполнилось три года, они отвели Ее в Иерусалимский храм, где Мария с тех пор жила и получала воспитание. Отец же Ее и мать прожили на свете еще около 12 лет и отошли ко Господу в возрасте около восьмидесяти лет, как говорится в одном из сирийских переложений Протоевангелия Иакова — «Истории благословенной Девы Марии».
Этот сирийский текст (самые ранние из сохранившихся рукописей которого относятся к XII веку) интересен еще тем, что пытается проследить родословную линию Богородицы. Из него следует, что Иоаким (в сирийском варианте — Ионакир, или Цадок, то есть «праведный») был сыном Матфана и внуком Елеазара, то есть Дева Мария имела тех же деда и прадеда, что и Иосиф Обручник, Ее нареченный супруг. Иными словами, Богородица и Иосиф были двоюродными сестрой и братом и оба являлись продолжателями рода царя Давида. К царю Давиду возводят линию предков Богородицы и церковные писатели VIII–IX веков преподобный Иоанн Дамаскин и Епифаний Монах. Правда, Епифаний утверждает, что это Анна была дочерью Матфана, а не Иоаким — сыном.
«Терпение, навыкнув во времени, родило (в Иоакиме и Анне) глубочайшее смирение», — говорил в одной из проповедей архимандрит Иоанн (Крестьянкин).
И точно такое же смирение мы находим в их Дочери, Которой суждено было стать Божией Матерью. Как некогда Ее родители, Дева Мария отказалась от всяких претензий на то, чтобы руководить Своим Сыном исключительно по своему разумению, жестко удерживать Его при Себе, связывать Своим родительским авторитетом (как это свойственно многим родителям). Она вверила Сына Промыслу Божию, а Сама смиренно последовала за Ним. Зерно такого смирения заронили в душу Пресвятой Богородицы Ее родители Иоаким и Анна.

 

К Тебе, о Матерь Пресвятая

К Тебе, о Матерь Пресвятая
Дерзаю вознести свой глас,
Лице слезами омывая:
Услышь меня в сей скорбный час.

Прими мои теплейшие моленья
Мой дух от бед и зол избавь,
Пролей мне в сердце умиленье,
На путь спасения наставь.

Да буду чужд своей я воли,
Готов для Бога все терпеть,
Будь мне покров во горькой доле,
Не дай в печали умереть.

Ты всех прибежище несчастных,
За всех молитвенница нас;
О, защити,когда ужасный
Услышим судный Божий глас.

Когда закроет вечность время,
Глас трубный мертвых воскресит,
И книга совести все бремя
Грехов моих изобличит.

Покров Ты верным и ограда;
К Тебе молюся всей душой:
Спаси меня, моя отрада,
Умилосердись надо мной!

Н. В. Гоголь

Наставление о молитве

Схиархимандрит Емилиан (Вафидис)

Да знаем ли мы, что такое молитва, и умеем ли мы молиться? С детских лет нас учили молиться, но идет ли наше моление по правильной дороге? Молитва – это путь души к Богу, она имеет своей целью достижение Его и соединение с Ним. Если маршрут выбран неверно, то автомобиль или судно никогда не придут к пункту своего назначения. Если наша душа во время молитвы ступит на неправильный путь, она никогда не придет к Богу и будет подобна лодочнику, который не занимается ничем другим, кроме гребли, но в результате кружится вокруг одного и того же места. То же можем испытать, сами того не осознавая, и мы. Так давайте разберемся, достигает ли цели наша молитва?

Совершенно очевидно, что не наученный молитве человек по сути дела несчастен. У него нет возможности преуспеть в жизни. Даже став монахом, он все равно будет земным, а не Небесным человеком; более того, он не сможет уподобиться ангелам, не овладев правилами пользования молитвой – этим замечательным средством передвижения и мореплавания по ангельскому миру.

Сколь неизмерима наша беда, и вы это чувствуете, если мы не умеем молиться! Неизмерима! Это наибольшее из всех зол для нас. Его невозможно сравнить с каким-либо другим. Если предположить, что взорвутся звезды и миры между ними, и все, вверху и внизу, обратится в обломки, то эта катастрофа будет меньшей по сравнению с той, которой подвергаемся мы, когда не умеем молиться. Опасность неминуема для нас в случае такого духовного невежества.

Что такое молитва? Это колесница души, сказали мы. Давайте скажем еще и так: это та атмосфера, внутри которой живет душа. Как легкие вдыхают воздух? Точно так же и душа дышит молитвой. Почему мы пришли в монастырь? Потому что здесь царит молитвенная атмосфера, и все совершается через молитву. Если же молитва не творится или творится неправильно, то как нам стать людьми духовными? Правильная молитва все приводит в порядок, отгоняет любые трудности, проблемы, мучения, грехи – все улаживает; и еще она способна творить чудеса на нашем пути, в подвиге и в жизни.

Если мы не имеем внутри себя богатств Духа, радости и мира, если у нас нет немедленно осязаемых, явных, великих плодов, то причиной этому наше собственное нежелание этих плодов либо неумение молиться. Вы «желаете – и не имеете», как дивно сказал брат Христов Иаков, а «не имеете, потому что не просите» (Иак. 4:2). Дело в том, что мы не просим, а если и просим, то плохо. Вы просите не на добро» (Иак. 4:3), – продолжает апостол.

Нам, монахам, более, чем другим, свойственно умное делание, Иисусова молитва. С особым усердием творим ее мы в дни Великого поста. Сегодняшняя проповедь имеет вводный характер, поэтому прежде, чем углубиться в теорию умного делания, давайте скажем о молитве в целом. Ибо молитва – это все. Коль скоро я не умею молиться, как я уже говорил, то ничего не умею. Все заканчивается для меня катастрофически, то есть самокатастрофой.

Позвольте мне сказать еще вот о чем. Мне кажется, отцы мои и братья, что мы не молимся истинно, а если молимся, то не в полной мере. Наша молитва неумела, бессильна, невдохновенна, лишена Святого Духа. А только Он, молящийся внутри нас, возводит наши молитвы на Небо. Молитва творится в Духе Святом, Который воспринимает дух человека, соединяясь с ним, а не с бренным телом. Обычно нас привораживают и увлекают нашу душу другие вещи, которые сегодня для нас имеют первостепенное значение, и в конечном итоге мы забываем о том, что монах прежде всего – молитвенник.

Что же есть истинная молитва? Сегодня мы постараемся объяснить, как она происходит, чтобы приступить к самому деланию. Особенно для тех из нас, кто пришел из Больших Метеор (Отец Эмилиан имеет в виду своих духовных чад, братию монастыря Большие Метеоры, пришедшую вместе с ним в 1973 году в находившийся тогда в запустении святогорский монастырь Симонопетра), это имеет большое значение. Ведь мы покинули насиженные места из-за отсутствия условий и возможностей для духовного возрастания, из-за препятствий к молитве. И хотя мы так ее желали, помните, что в конце концов прекратили беседы о ней, потому что было столько трудностей, препятствующих молитве.

Теперь же на Святой Горе уже ничто не оправдает наше небрежение к молитве. Наш уход из Метеор потеряет всякий смысл, если мы не посвятим себя умному деланию, а наше прибытие на Афон будет не более, чем самообманом и лукавством перед Богом. Поэтому я попросил бы отнестись с сугубым вниманием к сегодняшней беседе.

Прежде всего, говоря о молитве, следует отметить, что она никогда не бывает сама по себе. Я не могу сказать, что молюсь, если моя молитва не связана с другими вещами, ей сопутствующими. Ты не можешь отделить одно от другого; например, когда апостол Павел говорит о вере (Рим. 4, 3 и далее), то он говорит не только о вере, но и о делах, имея в виду такую веру, которая бывает являема делами. Когда Иаков рассуждает о делах (Иак. 2:14–26), то говорит, что без них вера не имеет никакого значения. Он постоянно рассуждает о делах. Почему? Потому что они являются проявлением веры. Эти две вещи взаимосвязаны.

Так и во многом другом. Молитва соединена с богослужением и особенно с Божественным Причащением. Без них молитва невозможна. Без них она лжива. С другой стороны, посещение богослужения и Божественное Причащение сделаются тщетными без напряженной духовной молитвы – внутренней, сильной, вырывающейся из глубины души, и будут всего лишь метанием грязи в лицо Господа, притворством в любви к Нему. И поскольку мы к Богу никакого отношения иметь не будем, то однажды услышим от Него: «Не знаю вас» (Мф. 25:12; Лк. 13:25).

Две этих составляющих духовной жизни идут рука об руку. Первая – жизнь в таинствах; вторая – та, что мы анализируем сегодня, корень, ствол, центральная точка мистической жизни, то есть молитва. Божественное Причащение – это главное в богослужении. Почему оно необходимо человеку? Потому что когда мы молимся, то подразумеваем, что молимся кому-то, и это заложено в семантике слова.

Когда мы говорим о внутреннем, умном делании, то называем его не «умной молитвой», но просто молением. Когда речь идет о молитве за какого-нибудь человека, то к греческому слову «молитва» прибавляется приставка «к, для», и сразу становится ясно, что оно осмысляется как путь по направлению к конкретному лицу с целью соединения с ним. В то время, как «моление» – это, если можно так сказать, состояние и получение наслаждения там, где есть Бог.

Молитва, таким образом является обращением к кому-то. Следовательно, для осуществления молитвы необходимо наличие этого лица. И для того, чтобы я мог сказать, что молюсь за него, требуется его реальное, мною ощущаемое присутствие. Христос, Сущий, «иже везде сый», являет Себя в моей жизни через участие в богослужении, и особенно в Божественной Евхаристии.

В церковной богослужебной жизни я соединяюсь со Христом и становлюсь членом Его Тела. Если я, частичка Христа, хочу быть живым Его членом, то мне необходимо соучаствовать и в Христовых свойствах для их вмещения и обмена качествами подобно тому, как это происходило в двух природах Христа. Это возможно через приобщение Божественных Тайн, которое делает меня причастным свойств моего Главы – Христа.

Поэтому богослужение и Божественное Причащение неразрывно связаны. Что они нам дают? Помогают почувствовать присутствие живого Бога. Что Он ждет от нас? Чтобы я говорил с Ним и прямо обращался к Нему, приходящему ко мне. И так через богослужение Он протягивает мне Свою руку, а я через молитву тянусь к Нему до тех пор, пока не произойдет наше полное единение.

Это собственное мое обращение идет по мистическому непрерывному пути и фактически осуществляется, как я уже сказал, благодаря молитве. Совершаемое в церкви на вечерне или на литургии во время Божественного Причащения продолжается затем молитвой. Я не могу сказать, что я пойду в церковь, если я перед этим не молился. Не стоит бывать на литургии и бесполезно причащаться, если ты не молишься постоянно; и не поможет усердная молитва, если ты не принимаешь участия во всем том, о чем мы только что сказали.

Молитва имеет свое, совершенно особенное и таинственное место, где она культивируется. Чтобы вырастить цветок, нужно вскопать землю, положить удобрения и все необходимое. Если ты позабудешь об удобрении или выберешь неподходящую, к примеру, песчаную почву, то бессмысленно высаживать рассаду. Так и молитва не принесет плода и не поднимется выше твоей головы (а должна превзойти облака и небеса), не обретя своего таинственного места и не подкормленная удобрением бдения, усердия и поста.

Если я сам не совершаю бдений (я не имею в виду бдение в урочные, отведенные под монашеское служение в церкви часы, ибо это дело особое и относится к богослужению, а не к молитве), то молюсь себе в осуждение. Если я не бодрствую, не соблюдаю непрерывно поста, не усердствую, то есть не делаю того, что заполняет совершенно особое пространство молитвы, то молюсь себе в осуждение. Итак, после этого разъяснения давайте более пристально вглядимся в молитву – предмет нашей беседы – и сделаем шаг вперед.

Что такое молитва? Я не дам вам никакого строгого ее определения. Раскройте святого Иоанна Лествичника или Дамаскина, творения любых Святых отцов, и мы увидим, что каждый из них имеет превосходные определения, которые для нас очень полезны. Но я расскажу вам о том, что такое молитва и как мы ее переживаем в борениях нашей души, то есть не объективно, что есть молитва, но субъективно: как мы проживаем молитву, что чувствует тот, кто молится.

Мы уже говорили о том, что молитва – это путь к Богу. Но Бог невидим. Он на небесах, а я внизу, на земле. Он есть свет, а я тьма. Ты знаешь, как это страшно, если тьма одержит победу над светом! Возможно ли, чтобы мрак уничтожил свет, подобно тому, как свет уничтожает мрак?! В молитве необходимо уничтожить мрак своей души, непременно при содействии Бога, для того, чтобы вступить в место света и самим сделаться светом. Знаешь ли ты, что означает для плоти войти в сферу Духа? Для плоти, которая не наследует «Царствия Божия» (1Кор. 15:50), войти в Божественное? Осознаешь ли ты, как не вмещаемый ничем Бог может поместиться внутри человеческой души, которая мало того, что невелика, да еще и загрязнена, наполнена страстями, помыслами, желаниями!

Поэтому, начиная молиться, я тотчас ощущаю непреодолимое препятствие, отделяющее меня от Бога, чувствую себя плотью, плотским человеком (я употребляю слово «плоть» в евангельском смысле, а не в том, что у нас нет души), понимаю, что я – плоть, а Он – Дух. В сравнении с трансцендентностью Бога, святостью и сиянием Его славы я сразу же осознаю свое бессилие и вступаю в страшную битву, в состязание, так хорошо описанное в Ветхом Завете в картинах сражения Иакова (Быт. 32– 30) на знаменитой его лествице. Я, ничтожный человек, должен покорить Небеса и начать осаду крепостей Господа, завоевать Его расположение и подчинить своему желанию и устремлению, запрятанному в моей душе!

Таким образом, вначале мы переживаем молитву как борьбу. Но обратите внимание, я не имею в виду борьбу с одолевающими мыслями (что мне тяжело молиться, что я с трудом собираю воедино свои помышления или силюсь победить свой сон или боль в коленях, что у меня начинается чесотка, и я не знаю, что мне делать, стараясь не чесаться) и не борьбу с голодом, когда мне хочется пойти поесть, но я говорю: «Нет, я продолжаю молиться!» Это просто упражнения для духа и ничто другое – не о них речь. Я имею в виду борьбу, которую мы ведем не с собой, но ту, что мы ведем с Богом. Я сражаюсь с Богом. Абсолютно точно.

Я начинаю мучительное, быть может, не имеющее конца состязание с Самим Богом. Когда апостол Павел говорил: «Состязайтесь «со мною в молитвах» (Рим. 15:30)», то имел в виду нечто подобное. Он чувствовал, что борется с Богом – то ли за себя, то ли за церкви, которые взял на себя, и говорил: «Боритесь и вы с Богом молитвами вашими, так, чтобы соединились наши совместные борения. Итак, все вместе станем бороться, чтобы Его победить». Ведь когда мне не удается одержать над кем-либо верх, я призываю на помощь других.

Таким образом, первым моим переживанием является ощущение непреодолимости препятствия, стоящего передо мной, собственного ничтожества, и, как следствие, – осознание трансцендентности Бога и переживание драматической борьбы, которую я веду с Ним. Представьте: некий человек бьет воздух. При отсутствии противника он с легкостью может направить свои удары куда захочет. Когда он дерется с пустотой, то не встречает ни малейшего сопротивления. Однако при наличии противника он мгновенно собирается, его кулаки сжимаются, мышцы напрягаются. Встретив сопротивление, он понимает, что не только он бьет, но и его бьют. Если у меня не возникает ощущения такой борьбы с Богом, то это значит, что я еще даже не приступил к молитве.

Но предположим, мы стали молиться и начинаем битву с Ним. Он сопротивляется, борюсь и я, и вопрос теперь в том, победит Он или я. Нет другой возможности, кроме как упасть мне, залитому кровью, или одержать над Ним верх и услышать: «Ты победил Меня». Именно это слышали святые, которые Его делали своим послушником.

Если я остановлюсь, то буду сокрушен и навсегда останусь неудачником. Я не смогу сказать, что работаю, живу, молюсь, если не одержу победы в этой брани, а тем более, если даже не приступлю к ней. Но предположим, у меня уже есть подобные ощущения и переживания. Я вышел на поле боя, я вступил в сражение с Богом, во время которого осознал, что веду борьбу не кулаками, не руками, не ногами, но своим умом. Брань осуществляется с помощью моего духа, то есть ведется мысленно.

То, что может соединить меня с Богом, – это мой дух, однако наш дух становится плотью в повседневной нашей жизни, потому что они, говорит Бог, есть «плоть» (Быт. 6:3). Духу свойственно возноситься, тянуться вверх, устремляться к Духу Святому и соединяться с Ним – только тогда наполнится его ипостась. На земле же его занимает моя воля: ему нужно знать, чем я буду питаться или что напишу в документе, как решу проблему, где прокладывать дороги по Святой Горе, как то, как это… И так мой дух сам уподобляется документу, дороге, воле, чему угодно еще. Он поглощается плотью, моими душевными силами, и я все больше отделяюсь от Бога, Который делается для меня абсолютно неприступным.

Поэтому необходимо возделывать духовные силы, духовную природу моего бытия, дарованного от Бога, должно говорить с Ним, культивировать духовные ощущения, называемые «умными», ибо именно они прикасаются к Богу. Ум направляется к Богу, Его достигает и, можно даже сказать, беседует с Ним. Так ум, всецело соединенный с разумом, поворачивает духовное бытие моего существования к Богу.

А у меня тотчас складывается ощущение диалога с Ним, вернее, крика, ибо я борюсь, но еще не победил. Бог – далеко. Я здесь, а Бог наверху, на Небесах. Я тленный, а Он нетленный. Я – земля, а Он – эфир. Он – Небесное. Он – что-то иное. Как мне соединиться с Богом, заговорить с Ним? Я не могу Его просто позвать! Поэтому кричу. Когда я не вижу, где собеседник, то выхожу на балкон и зову: «Отец Феоктист!» И если он где-то рядом, то ответит. Услышав его, я обращусь к нему со своей просьбой.

Пока мы находимся в таком месте, откуда не видим Бога, не слышим Его, не помышляем о Боге и не узнаем Его. Мы живем в полном невежестве, в совершенном, по сути, забвении. Я не помню Бога и не знаю. Поэтому и кричу Ему постоянно, чтобы Он сжалился надо мною и ответил. Когда Он мне ответит, я смогу вступить в диалог. Так начинается молитва! Теперь мы узнали о переживаниях, которые испытывает человек перед началом молитвы.

Но как вы понимаете, мы еще не начали по-настоящему молиться. Мы переживаем молитву в ее движении; вначале она подобна крику, вырвавшемуся из глубины души. Молиться можно губами, а можно вслух. Иногда молитва происходит между ртом, нёбом и горлом. А иногда – внутри сердца. Тогда вместо голосовых связок работают сердечные. Не в этом суть, но в том, что молитву мы исторгаем из глубины. Тот, кто вступил в брань, тот поймет это, различит и увидит: когда он говорит устами, когда – сердцем; в идеале дух глаголет в сердце. Постепенно душа постигает такое состояние и научается ему. Когда я вижу человека много раз, то уже сам узнаю его. Так же и здесь. Движутся губы или нет, важно только то, чтобы из глубины вырывался крик, подобный громкому гулу, землетрясению, колеблющему небеса, и в конце концов вынуждающему Бога ответить словами: «Что ты вопиешь ко Мне?»(Исх. 14:15).

Можно стоять прямо, выказывая свое напряжение, порыв, волнение, готовность. Или преклонить колени в знак смирения и недостоинства. Можно упасть ниц от раскаяния в своей прежней суетности, чтобы Господь поскорее сжалился. Или ходить, перебирая четки, молясь вслух или про себя, стараясь побороть свою слабость и сон. Можно трудиться, чтобы развеять свое уныние. Или взбираться на гору и спускаться с нее, переносить камни ради упражнения своей тщедушной плоти (ведь в противном случае, когда дух уже будет готов, плоть по-прежнему останется немощной). Можно использовать любой вид и образ молитвы, но необходимо ощущать вырывающийся из глубины души крик к Богу. Я много раз повторяю: «Отец Феоктист!.. Отец Феоктист!..» – и только на пятый, десятый, двадцатый раз до него дойдет мой голос, потому что, находясь за какой-нибудь горкой, или молясь в тот час, или распевая псалмы, он не слышит меня.

Мне надо будет разбудить его, как это сделал апостол, который подошел ко Господу со словами: «Господи, Ты спишь? (см.: Мф. 8:24–25), разве Ты не видишь, какая здесь буря?» И поднялся Господь (а ведь Он и не спал) и сказал ему: «Успокойся»; «и сказал морю: умолкни, перестань» (Мк. 4:39), – и тут же прекратилась буря. Нечто подобное и с молитвой – наши тревожные крики должны быть столь сильными, что вот-вот разорвется от них грудь. Этого хочет от нас Господь.

Но разве и без того не слышит нас Бог, разве Он не знает о всех наших нуждах? Конечно же, слышит и знает! Он требует от нас молитвы, во-первых, для того, чтобы мы четко смогли осознать собственные желания, во-вторых, чтобы почувствовали свою беспомощность и потребность в Боге и, в-третьих, с тем, чтобы научились просить у Бога. Если Он станет давать нам все желаемое немедленно, еще до того, как мы осознанно попросим, то с той же легкостью, с какой мы получили от Него просимое, его и потеряем. Если отец дает тебе миллионы, ты можешь легко выбросить их на ветер. Однако если ты сам прольешь пот, чтобы зарабатывать по пятьдесят драхм в день за свою работу, то поймешь, как экономить, и почувствуешь, чего стоят деньги. Ты не станешь необдуманно расточать их. Точно так и здесь. Чтобы мы не пускали на ветер благодеяния Бога, Он дает нам почувствовать Его через сильнейшее напряжение и исходящий из глубины души крик.